Нетопырь - Страница 48

К оглавлению

— То есть тебе неизвестно, с кем она была в особо дружеских отношениях, Томарос?

Тот пожал плечами:

— Во-первых, с клоуном, но у него другие интересы…

— С клоуном?

— Отто Рехтнагель, постоянный гость. Она давала ему еду для…

— …для собаки! — выкрикнул Харри.

Томарос подпрыгнул в кресле. Харри вскочил и стукнул кулаком по ладони.

— Вот оно что! Вчера Отто в баре получил мешок. Там были объедки для собаки! Теперь я вспоминаю: у него же есть собака. В тот вечер, когда Ингер собиралась домой, она сказала Биргитте, что берет объедки для собаки. И мы все время думали, что это собака хозяина дома. Но его тасманийский дьявол — вегетарианец. Вы знаете, что это были за объедки? Вы знаете, где живет Рехтнагель?

— Господи, да откуда же мне знать? — одновременно удивился и испугался Томарос.

Он прислонил кресло к книжному шкафу.

— Хорошо. Слушайте, никому не говорите о нашем разговоре. Даже собственной маме. Иначе я вернусь и оторву вам голову. Понятно, мистер Би… мистер Томарос?

Алекс Томарос только кивнул.

— А теперь мне нужно от вас позвонить.

Вентилятор опять скулил, но никто в комнате не обращал на это внимания. Все смотрели на поставленный Юном слайд: карту Австралии с нанесенными на нее маленькими красными точками и датами.

— Вот места и даты убийств и изнасилований, за которыми наверняка стоит тот, кого мы ищем, — говорил Юн. — Ранее мы пытались выявить какую-либо пространственно-временную закономерность, но безуспешно. Теперь, кажется, Харри что-то откопал.

Юн наложил на первый слайд второй, с синими точками, которые практически полностью совпадали с красными.

— Что это? — нетерпеливо спросил Уодкинс.

— Это взято из списка маршрутов «Передвижного австралийского парка развлечений» и показывает, где он находился в определенные числа.

Если не считать стонов вентилятора, в помещении стало совсем тихо.

— О Господи, да он у нас в руках! — выдохнул Лебье.

— Возможность простого совпадения — примерно один к четырем миллионам, — улыбнулся Юн.

— Погодите-погодите, а кого конкретно мы ищем? — вмешался Уодкинс.

— Мы ищем этого мужчину. — Юн вставил третий слайд. Бледное, немного дряблое лицо, осторожная улыбка и пара грустных глаз. — Харри расскажет о нем подробнее.

Харри встал.

— Это Отто Рехтнагель, профессиональный клоун, 42 года, последние десять лет гастролировал с «Передвижным австралийским парком развлечений». Вне гастролей живет один в Сиднее, дает в городе собственные представления. Личное дело чистое. По половым правонарушениям не привлекался. Известен как славный и спокойный, слегка эксцентричный парень. Важно то, что он знал убитую, был завсегдатаем в баре, где она работала. Их связывали теплые, дружеские отношения. Очевидно, в ночь убийства Ингер Холтер шла домой к Отто Рехтнагелю. С едой для его собаки.

— Едой для собаки? — рассмеялся Лебье. — В полвторого ночи? Стало быть, у нашего клоуна тоже бывали завсегдатаи.

— Вот что смущает, — сказал Харри. — Отто Рехтнагель с десяти лет создавал себе имидж стопроцентного гомосексуалиста.

По комнате прокатились усмешки и бормотание.

— Что ж, по-твоему, такой педераст мог убить семь женщин и в шесть раз больше изнасиловать? — со вздохом протянул Уодкинс.

В комнате появился Маккормак. О теме собрания его известили заранее.

— Если ты всю жизнь был благополучным педерастом и все твои друзья такие же, то понятно, как становится не по себе, когда замечаешь, что тебе нравятся бабенки. Черт, ведь мы живем в Сиднее, единственном городе, где на людей с нормальной ориентацией смотрят косо.

В его гомерическом хохоте утонуло хихиканье Юна, глаза которого превратились в две едва различимые щелочки.

Но Уодкинс, несмотря на поднявшееся веселье, старался не уходить от темы:

— И все-таки кое-что тут не сходится, — почесал он затылок. — Действовать так холодно и расчетливо, а потом поступить так неосторожно: пригласить жертву к себе домой… В смысле, он же не знал, что Ингер никому ничего не скажет. Иначе все следы указывали бы на него. К тому же других женщин он вроде бы выбирал наобум. Зачем изменять схеме, нападая на кого-то из знакомых?

— Все, что мы знаем, — это то, что у этого гада нет никакой схемы. — Лебье подышал на одно из своих колец. — Напротив, кажется, он любит перемены. Не считая того, что жертва должна быть блондинкой, — он протер кольцо рукавом, — и должна быть задушена.

— Один к четырем миллионам, — повторил Юн.

Уодкинс вздохнул:

— Ладно, сдаюсь. Может быть, наши молитвы были услышаны и он совершил эту ошибку.

— Что теперь? — спросил Маккормак.

Слово взял Харри:

— Сейчас Отто Рехтнагель, скорее всего, не дома. Вечером у него на Бонди-Бич премьера с цирковой труппой. Предлагаю на нее сходить, а задержание произвести сразу после представления.

— Да наш норвежский коллега любит драматические эффекты, — сказал Маккормак.

— Если отменить представление, пресса сразу разнюхает, в чем дело, сэр.

Маккормак медленно кивнул:

— Уодкинс?

— Я — за, сэр.

— Отлично. Приведите его сюда, ребята.

Эндрю натянул одеяло до самого подбородка, и казалось, он уже лежит на катафалке. На опухшем лице переливались интересные краски. Лицо попыталось улыбнуться Харри, но перекосилось от боли.

— Неужели тебе так больно улыбаться? — спросил Харри.

— Мне все делать больно. Даже думать — и то больно, — сердито ответил Эндрю.