Нетопырь - Страница 68


К оглавлению

68

— Доброе утро, белый брат, — сказал низкий и знакомый голос. — Большой белый брат, — голос приближался. — Лежи-лежи.

Джозеф, седой абориген из племени людей-воронов.

Он открыл кран на стене, взял шланг и смыл блевотину.

— Где я? — для начала спросил Харри.

— В Грин-парке.

— Но…

— Во флигеле. Ты заснул на травке, а собирался дождь, вот я и перетащил тебя сюда.

— Но…

— Не волнуйся. У меня есть ключи. Это мой второй дом. — Он выглянул в окно. — Денек погожий.

Харри посмотрел на Джозефа. Ему определенно шло быть бродягой.

— Сторож — мой знакомый. У нас с ним вроде как договор, — пояснял Джозеф. — Иногда он берет выходной, а начальству не говорит — и тогда я работаю за него: собираю мусор, если есть, выношу урны, траву стригу, все такое. А взамен иногда захожу сюда. Порой нахожу здесь еду. Но, боюсь, не сегодня.

Харри хотел сказать что-нибудь, кроме «но…», только ничего не шло на ум. А вот Джозеф сегодня разговорился:

— Сказать по правде, мне нравится, когда есть какое-то дело. Время не так тянется. Думаешь о чем-то. Иногда кажется, что занят чем-то полезным.

Джозеф широко улыбнулся и покрутил головой. Харри не мог поверить, что совсем недавно этот человек сидел в парке едва ли не в отключке и с ним невозможно было разговаривать.

— Даже не понял, когда наткнулся на тебя вчера, — продолжал Джозеф. — Неужели этот парень совсем недавно сидел в парке, трезвый, бодрый, пыхтел сигаретами? А вчера из тебя слова было не вытянуть. Хе-хе.

— Touché, — сказал Харри.


Джозеф исчез и вернулся уже с пакетиками чипсов и колой. Простой завтрак оказался на удивление действенным.

— Предком кока-колы было средство от похмелья, которое изобрел один американский аптекарь, — рассказывал Джозеф. — Но ему оно показалось неэффективным, и он продал рецепт за восемь долларов. Хотя, по-моему, лучше средства не найти.

— «Джим-Бим», — с набитым ртом предложил Харри.

— Ну да, кроме «Джима». И «Джека», и «Джонни», и пары других парней. Хе-хе. Ну как?

— Лучше.

Джозеф поставил на стол две бутылки.

— Самое дешевое вино из Хантер-Велли, — сказал он. — Хе-хе. Пропустишь со мной стаканчик, бледнолицый?

— Спасибо большое, Джозеф, но красное вино — это не мое… А нет у тебя, скажем, виски?

— Что у меня, по-твоему, склад? — Джозефа, похоже, обидело то, что его щедрое предложение отвергли.

Харри с трудом сел. Он постарался восстановить в памяти пробел с того момента, как тыкал в «Рода Стюарта» пистолетом, и до того, как они буквально бросились друг другу на шею и по-братски разделили порцию ЛСД. Он так и не смог вспомнить причину такой искренней радости и взаимной симпатии — кроме, пожалуй, «Джим-Бима». Зато вспомнил, как ударил охранника в «Олбери».

— Харри Холе, ты напыщенный алкаш, — сказал он себе.

Они вышли из флигеля и сели на траву. Солнце слепило глаза, от вчерашней выпивки горело лицо, но в остальном могло быть и хуже. Дул легкий ветерок. Они расселись на травке и любовались ползущими по небу облаками.

— Хорошая погода, чтобы попрыгать, — заметил Джозеф.

— Прыгать я не собираюсь, — отозвался Харри. — Посижу спокойно или поброжу где-нибудь.

Джозеф сощурился на солнце.

— Я имел в виду — попрыгать с неба. С парашютом. Skydiving.

— Так ты парашютист?

Харри прикрыл глаза ладонью и посмотрел на небо.

— А облака? Не мешают?

— Нет, нисколько. Это же перьевые облака. Они на высоте 15 000 футов от земли.

— Ты меня удивляешь, Джозеф. Не то чтобы у меня было какое-то представление о парашютисте, но вот не думал, что он окажется…

— Алкоголиком?

— К примеру.

— Хе-хе. Это две стороны одной медали.

— Да?

— Ты когда-нибудь был в воздухе один, Харри? Летал? Прыгал с большой высоты, чувствовал, как воздух держит тебя, обнимает и целует?

Джозеф уже выпил полбутылки вина, и его голос потеплел. Когда он рассказывал Харри о прелестях свободного полета, глаза у него блестели.

— Все чувства раскрываются. Тело вопит, что ты не умеешь летать: «У меня нет крыльев!» — старается оно перекричать свист ветра в ушах. Тело уверено, что ты умрешь, и бьет тревогу, обостряя все чувства: может, хоть одно из них найдет решение. Твой мозг превращается в мощнейший компьютер, он фиксирует все: кожа отмечает растущую температуру, уши — растущее давление, глаза воспринимают каждую деталь и малейшие оттенки пейзажа, который расстилается под тобой. Ты даже чувствуешь запах приближающейся земли. И если удастся приглушить страх смерти, Харри, то на какой-то миг ты становишься ангелом. За сорок секунд ты проживаешь целую жизнь.

— А если не сможешь заглушить страх?

— Не заглушить, а только приглушить. Он должен присутствовать, звучать чистым и ясным звуком. Отрезвлять. Ведь чувства обостряет не сам полет, а страх. Он приходит как удар, как бешеный импульс, едва ты выпрыгнешь из самолета. Это как инъекция. Потом, растворяясь в крови, страх делает тебя веселым и сильным. Если закроешь глаза, то увидишь, как он гипнотизирует тебя своим взглядом, будто красивая ядовитая змея.

— Тебя послушать — можно подумать, что это наркотик, Джозеф.

— Это и есть наркотик! — Джозеф активно жестикулировал. — Именно так. Ты хочешь, чтобы полет не кончался, и чем больше прыжков у тебя на счету, тем труднее дергать за кольцо. В конце концов начинаешь бояться передозировки: вдруг однажды ты не откроешь парашют? Тогда ты прекращаешь прыжки. И внезапно понимаешь, что у тебя уже возникла зависимость. Желание продолжать гложет и изводит тебя. Жизнь кажется серой и бессмысленной. И вот ты уже сидишь в стареньком самолете «Сессна», который целую вечность поднимается на 10 000 футов и съедает все сэкономленные деньги.

68