Нетопырь - Страница 36

К оглавлению

— Evening, — словно точильным камнем по косе лязгнул он.

— Tonic, no gin. — Харри выложил десять долларов и попросил оставить сдачу себе.

— Для чаевых многовато, а для взятки — маловато. — Барроуз помахал купюрой. — Полицейский?

— Так заметно? — спросил Харри озадаченно.

— Да, хотя говоришь ты, как турист.

Барроуз положил перед ним сдачу и отвернулся.

— Я друг Эндрю Кенсингтона, — сказал Харри.

Барроуз мгновенно повернулся и быстренько сгреб сдачу.

— Что ж ты сразу не сказал? — пробормотал он.

Барроуз не смог припомнить, слышал ли он что-нибудь об Ингер Холтер. Харри это и так было известно — выяснил уже после разговора с Эндрю. Но, как говорил его старый учитель Симонсен по прозвищу Прострел из полиции Осло, «лучше спрашивать сразу и много».

Харри оглядел помещение.

— Что у вас тут бывает?

— Гриль на шпажках и греческий салат, — ответил Барроуз. — Блюдо дня, семь долларов.

— Простите, неточно выразился, — поправился Харри. — Я имел в виду: что за люди здесь бывают? Что за посетители?

— Уровень ниже среднего, — невесело улыбнулся Барроуз, и эта улыбка лучше, чем что-либо еще, говорила о том, во что превратилась мечта о собственном баре.

— А там сидят завсегдатаи? — Харри кивнул на пятерых парней, попивающих пиво в темном углу.

— Да, конечно. Здесь в основном завсегдатаи. От особого наплыва туристов мы не страдаем.

— Вы не против, если я задам вашим гостям пару вопросов? — спросил Харри.

Барроуз замялся:

— Эти ребята — не из примерных маменькиных сынков. Не знаю, как они зарабатывают себе на пиво, и спрашивать не собираюсь. Но с девяти до четырех они не работают, скажем так.

— Но ведь им тоже не нравится, когда поблизости насилуют и душат девушек? Даже если они сами не всегда блюдут закон. Разве такие преступления не отпугивают народ и не вредят делам, чем бы вы не торговали?

Барроуз начал нервно протирать стакан.

— На твоем месте я бы все-таки поостерегся.

Харри кивнул и медленно пошел к столику в углу, чтобы его успели разглядеть. Один из парней встал и скрестил руки, так что на мускулистом предплечье стала видна татуировка.

— Столик занят, blondie. — Голос был хриплый, словно ветер гудел в трубе.

— У меня есть вопрос… — начал Харри, но тот покачал головой. — Только один. Кто-нибудь знает этого человека, Эванса Уайта?

Харри достал фотографию.

До этого те двое, кто сидел к нему лицом, едва окинули его безразличным, даже беззлобным взглядом. Но когда прозвучала фамилия Уайта, в их глазах загорелся интерес. Харри заметил, что заерзали и те двое, что сидели к нему спиной.

— Никогда о нем не слышал, — ответил хриплый. — У нас тут личный… разговор, мистер. Всего хорошего.

— Думаю, не насчет веществ, запрещенных австралийскими законами? — осведомился Харри.

Долгая пауза. Опасная тактика. На голую провокацию идет только тот, у кого есть либо надежная поддержка, либо пути к отступлению. У Харри не было ни того, ни другого. Просто он подумал, что пора уже действовать.

Один затылок стал подниматься. Выше и выше. Он почти уперся в потолок, потом верзила повернулся к Харри лицом — рябым и страшным. Прямые усы, свисавшие с уголков рта, подчеркивали восточный облик громилы.

— Чингисхан! Рад тебя видеть! Я-то думал, ты умер! — выпалил Харри и протянул руку.

«Хан» открыл рот:

— Ты кто?

Его бас прозвучал предсмертным хрипом — любая группа, выступающая в стиле death metal, продала бы душу за такого вокалиста.

— Я полицейский и не думаю…

— Ай-ди, — бросил «хан» откуда-то из-под потолка.

— Pardon?

— The badge.

Харри понял, что ситуация требует от него не просто пластиковой карточки с фотографией из полиции Осло.

— Тебе говорили, что голос у тебя, как у мертвеца или у вокалиста «Сепультуры», как его там?..

Харри приложил палец к подбородку и сделал вид, будто пытается вспомнить. Хриплый уже вышел из-за стола. Харри ткнул в него пальцем:

— А ты часом не Род Стюарт? Так вы тут сидите и обдумываете «Live Aid II», и…

Кулак угодил ему прямо в зубы. Харри покачнулся, но устоял на ногах и поднес руку ко рту.

— Я так понимаю, вы не верите, что у меня как у комика большое будущее? — спросил Харри, глядя на пальцы. Кровь, слюна и еще что-то мягкое, белое, может, пульпа? — Разве пульпа не красная? Ну, пульпа — мягкая внутренность зуба, знаете? — спросил он «Рода», показывая ему ладонь.

«Род» скептически посмотрел на Харри, потом наклонился и внимательно изучил белые осколки.

— Это зубная кость, которая под эмалью, — сказал он. — Мой старик — дантист, — объяснил он остальным. Потом на шаг отступил и ударил еще раз.

На мгновение у Харри потемнело в глазах, но когда просветлело, он обнаружил, что по-прежнему стоит на ногах.

— Посмотри-ка, нет ли теперь пульпы? — поинтересовался «Род».

Харри знал, что поступает глупо; жизненный опыт вкупе со здравым смыслом тоже считали, что это глупо; работающая еще челюсть могла подтвердить, что даже очень глупо; но вот правая рука посчитала, что это великолепная идея, а в тот момент решение было за ней. Она двинула «Рода» по подбородку, Харри услышал клацанье зубов и увидел, как «Род» отступил на два шага, — верный признак того, что удар был точным и увесистым.

Такой удар через челюсть напрямую достигает мозжечка (то есть «малого мозга» — название, которое, по мнению Харри, в данном случае подходило как нельзя лучше), где волнообразное движение порождает ряд мелких коротких замыканий, а также, если человек здоров, влечет за собой моментальную потерю сознания и/или различные мозговые травмы. В случае «Рода» казалось, будто мозг никак не может решить, что ему предпочесть: полное отключение или кратковременное сотрясение.