— Наверное, он уже заждался.
— Мы были вместе шесть лет. Веришь, я даже не помню, как он выглядит.
— Верю.
Биргитта снова вздохнула.
— Не думала, что все так получится. Я была уверена, что мы поженимся, заведем детей и поселимся где-нибудь в предместье Мальме. И у нас будет дом с садиком, и каждое утро перед дверью будет лежать свежая газета. А теперь — теперь я уже почти забыла, как звучит его голос, или как хорошо нам было вместе, или как… — Она посмотрела на Харри. — Или как он из вежливости терпел мою болтовню после пары бокалов вина.
Все это время Харри улыбался. Бутылки вина ему явно не хватило, но Биргитта это никак не прокомментировала.
— Я не из вежливости, я из интереса, — сказал Харри.
— Ну, тогда расскажи что-нибудь о себе, кроме того что ты работаешь в полиции.
Биргитта наклонилась к нему, Харри заставил себя не смотреть в вырез ее платья. Но теперь он почувствовал легкий запах ее духов и жадно втянул его носом. Стоп, стоп! Держать себя в руках! Эти сволочи у Карла Лагерфельда и Кристиана Диора знают, как свести мужчину с ума.
Запах был волшебный!
— Значит, так, — начал Харри. — У меня есть старшая сестра, мать умерла несколько лет назад, сам я живу в Осло — снимаю в Тейене квартиру, едва свожу концы с концами. Долгих романов в моей жизни не было, кроме, пожалуй, одного.
— Правда? И сейчас у тебя тоже никого нет?
— Ну, не совсем. Так, пара женщин, с которыми я играю в какие-то глупые и бессмысленные игры. Иногда я звоню им, иногда они — мне.
Биргитта нахмурилась.
— Что-то не так? — спросил Харри.
— Не знаю, как я отношусь к такого рода мужчинам. И женщинам. В этом я несколько старомодна.
— Но теперь все это, естественно, в прошлом. — Харри поднял бокал.
— Не сказать, чтобы мне понравились твои блестящие ответы. — Они чокнулись.
— Что же ты прежде всего ценишь в мужчинах?
Приняв позу мыслителя, она какое-то время молча смотрела в пустоту, прежде чем ответить.
— Не знаю. Наверное, легче будет сказать, что мне в мужчинах не нравится.
— Так что же? Помимо блестящих ответов.
— Мне не нравится, когда мне устраивают проверки.
— Тебя это сильно задевает?
Биргитта улыбнулась:
— Мой тебе совет, Казанова, — если хочешь очаровать женщину, дай ей понять, что она уникальна, что к ней у тебя особое отношение, не такое, как к остальным. Парням, которые цепляют девушек в барах, этого не понять. Да и развратникам вроде тебя — тоже.
Харри рассмеялся:
— Говоря «пара», я имел в виду «две». А «пара» я сказал потому, что это звучит немного иначе, вроде как… «три». Одну недавно бросил молодой человек, ну, по ее словам. В последний раз она благодарила меня за то, что я такой… неискусственный, а наши отношения — такие… наверное, ни к чему не обязывающие. Другая — это женщина, с которой я давно уже поддерживаю ненавязчивые отношения, и она настаивает, что поскольку начал их я, то я же обязан обеспечивать ее каким-то минимумом личной жизни, пока один из нас не найдет себе что-то взамен. Погоди — а с чего это я оправдываюсь? Я обычный парень, мухи не обижу. Думаешь, я кого-то здесь пытаюсь очаровать?
— Конечно. Ты пытаешься очаровать меня. И не отрицай!
Отрицать Харри не стал.
— Ладно. И как у меня получилось?
Она задумчиво взяла бокал, отпила из него и ответила:
— Нормально. Во всяком случае, сносно. А вообще, нет, отлично. Вполне.
— Звучит как «на пять с минусом».
— Вроде того.
Рядом с заливом было темно и почти безлюдно. Дул свежий ветер. На лестнице Оперного театра фотограф что-то объяснял необычайно тучным новобрачным. Тем явно не нравилось то и дело переходить с места на место, да и неудивительно при их телесах. Но наконец идеальный вариант был найден, и они закончили фотосессию с улыбками, смехом и, возможно, слезами.
Харри и Биргитта наблюдали эту картину с балюстрады.
— Вот что значит лопаться от радости, — сказал Харри. — Или по-шведски так не говорят?
— Почему нет? Бывает, человек так счастлив, что и по-шведски можно сказать: он лопается от радости. — Биргитта вынула из волос заколку и подставила лицо ветру. — Бывает, — повторила она чуть слышно.
Она стояла лицом к морю, и ветер развевал ее огненные волосы, так что они походили на щупальца огромной медузы.
Харри раньше и не подозревал, что медузы бывают такими красивыми.
Самолет приземлился в Брисбене, когда у Харри на часах было одиннадцать, но стюардесса по громкой связи настаивала, что всего десять.
— Здесь, в Квинсленде, время не делят на зимнее и летнее, — объяснил Эндрю. — Были настоящие политические баталии, но в итоге фермеры собрались на референдум и высказались против.
— Такое чувство, что это большая деревня.
— Вроде того. Еще недавно парней с длинными волосами сюда просто не пускали. Это было запрещено.
— Шутишь?
— Квинсленд — особая статья. Скоро отсюда погонят бритоголовых.
Харри улыбнулся и провел рукой по бритому затылку.
— Что еще?
— Да, если ты привез с собой марихуану, оставь ее лучше в самолете. В Квинсленде к наркоманам относятся строже, чем в остальных штатах. Неудивительно, что фестиваль «Аквариус» проводили именно здесь — прямо на границе с Новым Южным Уэльсом.
Первой их целью было найти машину. В конторе по прокату оказалась свободной и исправной только одна.
— Зато в Квинсленде есть места вроде острова Фрэзер, где познакомились Ингер Холтер и Эванс Уайт. По большому счету, остров этот — просто огромный пляж, но есть на нем и тропический лес, и озера с чистейшей в мире водой. А песок до того белый, что пляж кажется мраморным. Такой песок называют силиконовым — из-за повышенного содержания кремния. Из него можно сразу лепить компьютеры.